Молоканин Михайлов Николай Филиппович

О том, что мой дед по отцу молоканин с. Благодарное Карской области, я узнала совсем недавно, получив в 2020 г. дело репрессированного Николая Филипповича Михайлова (1892-1943). Наверное не ошибусь, если скажу, что многие из моего поколения так знакомились со своими дедушками и бабушками. Читая биографию деда, записанную следователем с его слов, я понимаю, что правда доходит до нас разными путями. Иногда этот путь длиннее жизни. Как много мы отдали бы, чтоб сидеть на коленях наших дедов и слушать их сказки, но жизнь распорядилась по-другому. Сейчас мы восстанавливаем историю наших семей по клочкам и крупицам из разных источников.

Из материалов дела НКВД:

«11 января 1943 года вечером на частной квартире в частной беседе с артиллерийским мастером 270 ОГМД ст. сержантом А. в присутствии начальника орудия ст. сержанта Н., я ему стал рассказывать о том, что до 1922 года был членом молоканской секты и что я прочитал библию, евангелие, труды Маркса, Энгельса и Ленина и при этом изложил А. взгляды молоканской секты… одновременно продолжал разговор и затрагивал жизнь колхозного строительства и рассказал А. о том, что по воззрениям молоканской секты в сельском хозяйстве предусматривали развитие кооперативного ⟨ремонтного⟩ хозяйства таким образом, что каждая артель самостоятельно распоряжается своими фондами без вмешательства государства, а при колхозах фонды сдаются государству насильственным путём»^[1].

Санинструктор 270-й ОГМД – Н. Ф. Михайлов был приговорён по «контрреволюционной» 58-й статье к 8 годам ИТЛ и поражению в правах на 3 года. До места ссылки он не доехал, как и при каких обстоятельствах погиб – неизвестно. Реабилитирован.

Я стала читать про молокан: происхождение названия, истоки, традиции, слушать их песнопения, изучать бытовой уклад. Чем больше узнавала, тем больше понимала свою бабушку Надю – жену Николая Филипповича, которая говорила, что совесть и совершение добрых дел – вот истинная вера: «Церковь – лишь посредник. Бог у тебя в душе живёт, слушай его. Он – твоя совесть». Произносила это она всегда очень тихо, наедине, словно большую тайну доверяла. Никогда не повышала голоса, ни одно скверное слово, даже невзначай, не сорвалось с её губ. В церковь она не ходила, но сохранила для нас сестрой родильные кресты своей семьи. С крестиком на шее я её никогда не видела и икон в доме она не держала.

Где и когда встретился Николай с Надеждой неизвестно. Он был старше её на 12 лет. Возможно, это случилось в конце 1930-х, в Капустином Яре Астраханской области на сельскохозяйственной станции. В семейном архиве сохранилось несколько фотографий того времени. Но история Николая и Надежды, и о том как, и где родился мой отец, так никогда и не увидевший своего отца – это другая история.

Ожидая из ФСБ дело репрессированного и справку о реабилитации, я разбирала ветхие и чудом уцелевшие, хранившиеся в сарае письма, сочинения, доклады и документы деда, переданные в Саратов моему отцу в 1957 г. его бабушкой Мариной Павловной Михайловой (Иванниковой).

Возможно, это единственная совместная фотография моего отца с краснодарской родней, потомками Иванниковых.

Документы из портфеля Николая Филипповича Михайлова ценны и для истории молокан XX столетия. Там их жизнь, надежды и трагедия.

Самый ранний документ, о прохождении практики Николаем Михайловым в Елисаветпольском Михайловском ремесленном училище, датирован 1915 г. Николаю тогда 22-23 года.

К этому же времени принадлежит и фотография из архива семьи Poppin и Murray Jean найденная на сайте molokane.org.

По поколенной росписи у Филиппа Михайлова и Марины Иванниковой шестеро детей, как и на снимке. На этой фотокарточке мы опознали нашего деда Николая, молодого человека 20-ти с небольшим лет, он стоит во втором ряду в форме, возможно, того самого ремесленного училища и его маму Марину Павловну, она сидит с маленькой девочкой. Сначала нас смущало изображение Марины Павловны – слишком она молода, но может быть она родила в 16-17 лет? Долго спорили, сравнивая фотографии 1916 и 1957 года. Но пришли также к выводу, что девушка в шляпе это Татьяна Филипповна. Гадания наши были бы несущественны, если бы не подпись к старинному снимку и комментарий к нему потомков Кузьмы Павловича Иванникова – Poppin и Murray Jean.

Из репрессивного дела я узнала, что дед в 1918 г. был в плену у белогвардейцев. Фрагмент допроса:

«В 1918 году проживал в г. Армавире при Советской власти и был избран Третьим съездом Советов Армавирского отдела председателем следственной политической комиссии и комиссаром юстиции, осенью 1918 года при наступлении белой армии генерала Шкуро по призыву местных властей пошёл на оборону г. Есентуки в качестве военного фельдшера, где белыми был взят в плен и под стражу в помещении вокзала с моим знакомым молоканином Богдановым, с которым мы через женщину передали записку также знакомому молоканину (фамилию не помню), чтобы он дал своё поручительство коменданту г. Есентуки для нашего освобождения. Во время нашего конвоирования в комендатуру, мы убежали к молоканцу, которому писали записку и просили его ходатайствовать о нашем освобождении. В результате его ходатайства Богданов и я были из плена освобождены, при чём я был отпущен под вымышленную мною фамилию Горталов, так как я боялся со стороны контрразведки репрессий, потому что был как комиссар юстиции в списках контрразведки. После моего освобождения, спустя месяц мною Богдановым и Сысоевым в г. Пятигорске был организован молоканский комитет беженцев Терского края и на совещании молоканского совета я был избран товарищем председателя (ем) этого комитета, как я уже выше показал под вымышленной фамилией [подпись – Н. Михайлов]».^[1]

Среди бумаг Николая Филипповича есть и документы на имя Николая Горталова.

Историческая справка.

Муганская степь Ленкоранского и Джеватского уездов Бакинской губернии начиная с 1830-х заселялась сектантами и старообрядцами. Вспыхнувшая в регионе гражданская война 1918-19 гг. между красными, белыми и национальными силами, а также межэтнические конфликты этого периода вошли в историю как Муганские события. Сектантские сёла раскололись на красные и белые. Оказавшись на несколько месяцев под властью Азербайджанской Республики, русское население выразило желание быть в составе России, а часть сёл фактически контролировались большевиками. К маю 1920 г. на Мугани окончательно закрепилась Советская власть.

Документ 1920 г. «Муганскому старосте г. Михайлову», где его просят озаботиться предоставлением финансового отчёта.

Один из лидеров толстовского движения, И. М. Трегубов, делегат VII Всероссийского съезда Советов, а позднее инструктор по организации сектантских общин Наркомзема, вместе с  толстовцем П. И. Бирюковым в 1920-м составили проект документа о привилегиях для русских сектантов в политических, экономических и вопросах военной службы.

Религиозные общины вызвали интерес власти в контексте восстановления коллективных хозяйств. Доклад В. Д. Бонч-Бруевича был представлен в сентябре 1921 г. на совещании у В. И. Ленина, где присутствовали Ф. Э. Дзержинский, П. А. Красиков, член коллегии Главсовколхоза А. А. Биценко, нарком земледелия В. В. Осинский (Оболенский), его сотрудники Н. Ф. Михайлов и М. В. Чесунов. Бонч-Бруевичу предложили возглавить комиссию по составлению Воззвания. В составленный комиссией текст Ленин внёс несколько поправок и передал на визу Осинскому для публикации.^[2]

В архиве документов моего деда есть черновик доклада Кавказскому объединённому Совету сектантского союза, в котором Николай Филиппович упоминает о своей работе в Наркомзем и участии в Оргкомсект.

«Доклад Кавказскому объединённому Совету Сектантского Союза.
Будучи вызван в Москву в Наркомзем телеграммою от 23 августа с/г [сего года], 23 сентября эт/г [этого года] я выехал в Москву, не успев дождаться указаний Кавказского Совета Сект-союза о тех или других условиях работы в Советских Правительственных органах. Но некоторыми указаниями меня снабдил Предсовета Н. Ф. Кудинов, с которыми я был в большинстве случаев согласен. Теперь работая в Наркомземе в Кооперативно – коллективном отделе ⟨объединяющем все с-х коллективы в должности⟩ инспектора-инструктора, ⟨я⟩ специально работаю в Организационной Комиссии по заселению сектантами Совхозов и пустующих земель (сокращённо Оргкомсект). Эта комиссия в настоящее время состоит из трёх членов А. Биценко, В. Д. Бонч-Бруевича и меня. Она является техническим исполнительным аппаратом, которому дано задание действовать быстро решительно и смело, чтобы к весне 1922 г., выполнить поставленную перед ним задачу, которая указана в воззвании, которое одновременно с этим будет послана с циркулярами Вам для распространения. Хотя я и приглашён персонально в эту комиссию, но я всё-таки являюсь, как Избранник II-го Кавказского Сектантского съезда, юрисконсульт Совета, а потому я считаю нужным высказать Вам те основания по которым я вступил в эту комиссию, чтобы Совет и главным образом сектантство Кавказа могло бы в интересах дела утвердить или опровергнуть эти основания…» [см. продолжение]¹

5 октября 1921 г. было опубликовано воззвание Наркомзема «К сектантам и к старообрядцам, живущим в России и за границей». Народным комиссариатом земледелия при Главсовколхозе была организована Комиссия по заселению совхозов, свободных земель и бывших имений сектантами и старообрядцами (Оргкомсект). Среди членов комиссии: Биценко, Бонч-Бруевич, Михайлов [публикуя Воззвание в № 1-2 за 1925 г. редакция журнала «Вестник духовных христиан – молокан» напротив фамилии Михайлов ставит уточнение «(сектант-молоканин)»], Чесунов.

Несмотря на голод и разруху страна жила планами о новой жизни и новом укладе, это декларировало и воззвание, привлекая людей к новой власти:

«Мы знаем, что в России имеется много сект, приверженцы которых, согласно их учению, издавна стремятся к общинной, коммунистической жизни. ⟨…⟩ И вот теперь настало время, когда все сектанты, какого бы вероисповедания они ни были, даже самые скрытные из них, до сего времени боящиеся себя обнаружить… решительно все могут себя вполне спокойно обнаружить и твердо знать, что за их учение никто, никогда, никого не будет преследовать.
Рабоче-крестьянская советская власть обнародовала действительную свободу совести и совершенно не вмешивается в дела религиозного мировоззрения, предоставляя каждому полную свободу веры и неверия. ⟨…⟩ Все сектанты и старообрядцы, желающие поселиться на свободных землях, в бывших имениях или совхозах, приглашаются немедленно уведомить об этом комиссию».^[3]

В ноябре 1921 г. был разослан циркуляр ВЦИК за подписью М. И. Калинина: «всем Исполкомам и Земотделам оказывать содействие делегатам, посылаемым Комиссией по заселению сектантами части совхозов и пустующих земель».

Сохранился мандат от Наркомзема выданный Николаю Филипповичу в апреле 1922 г.

«Уполномоченному Наркомзема на Юго-Востоке России тов. [C. C.] Одинцову.
Ростов-Дон.
Предъявителю сего Представителю Сельско-Хозяйственной Коммуны Сектантов из гор. Альмира Штата Калифорнии Николаю Филипповичу Михайлову отправляющемуся в Донскую, Кубанскую область и Ставропольскую губернию для приискания свободного участка земли. Народный Комиссариат Земледелия просит оказывать содействие, предоставив ему полную возможность к осмотру свободной земли, как из числа предназначенных для колонизационного фонда, так равно и для советских хозяйств. При чем отвод земельного фонда потребного для общины не должен превышать установленной на месте нормы землепользования. По выборе указанным представителем определенного участка, все данные на него, вместе с планом такового и своим заключением должны быть предоставлены в Центральное управление Землеустройства в Москву, не задерживая водворения переселенцев на участке и предоставив им возможность безотлагательно приступить к обработке земли под посев 1923 года.
Народный комиссар земледелия В. Г. Яковенко
Начальник Центромелиозема И. А. Миртов
Заведывающий Отделом Фонда [неразборчиво]»

Следующий документ июля 1922 г. «Комитет помощи голодающим сектантам. Беженцам из Закавказья»: «Уполномоченному от группы проживающих в г. Кропоткине тов. Николаю Михайлову на предоставление раздаточных списков на получение продуктов и предметов из Компомголсект Американских пожертвований на 129 душ…»

В мае 1924 г. на XIII съезде РКП (б) в Москве, несмотря на прения по вопросам сектантства, в резолюцию «О работе в деревне» включены следующие пункты:

«17. Особо внимательное отношение необходимо к сектантам, из которых многие подвергались жесточайшим преследованиям со стороны царизма и в среде которых замечается много активности. Умелым подходом надо добиться того, чтобы направить в русло советской работы имеющиеся среди сектантов значительные хозяйственные культурные элементы. В виду многочисленности сектантов работа эта имеет большое значение. ⟨…⟩
18. Необходимо решительно ликвидировать какие бы то ни было попытки борьбы с религиозными предрассудками мерами административными, вроде закрытия церквей, мечетей, синагог, молитвенных домов, костелов и т. п. ⟨…⟩ Особо внимательно необходимо следить за тем, чтобы не оскорблять религиозного чувства верующего, победа над которым может быть достигнута только очень длительной, на годы и десятки лет рассчитанной работой просвещения».^[4]

Однако как заметил в 1924 г. Трегубов: «воззвание было почти забыто». В записке от 1 июля 1924 г. «О восстановлении деятельности особой комиссии… и общей реформе по сектантскому вопросу в связи с постановлением XIII съезда РКП», составленной представителями христианских общин и В. Г. Чертковым (близкий соратник Л.Н.Толстого, а в 1918-1922 гг. председатель Объединённого совета религиозных общин и групп – ОСРОГ), главной причиной «неуспеха» работы Оргкомсект отмечались притеснения и репрессии: «Комиссия обещала одно, а общая политика советской власти была совершенно другая, противоположная этим обещаниям, что, разумеется, и парализовало совершенно деятельность Комиссии». Кроме того, в «составе Комиссии не были введены выбранные представители сектантов (член комиссии Михайлов, хотя и сектант, не был их выборным представителем)».^[5]

Резолюция III Всесоюзного съезда духовных христиан-молокан в феврале 1926 г., словно бы не теряя надежд, содержала следующий призыв:

«Признать цели советского экономического строительства, состоящие в стремлении к полному равенству и к созданию условий для общественной жизни, приводящей к высшей форме человеческого общежития — социализму, вполне соответствующими миропониманию духовного христианства, почему принять деятельное участие в этом строительстве путём вовлечения масс в коллективы и кооперативы»^[6]

Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях отмечал, что вопреки позиции Ленина «мы не будем заниматься сектантоедством», в последующем органы власти вернулись к теме неблагонадёжности сектантов и начались аресты, прекратились процессы реэмиграции и вновь вспыхнули эмиграционные настроения.^[7] Достигнутые успехи по интеграции духовных христиан в сельскохозяйственные объединения и коммуны к 1929 г. были сведены на нет. Власть шла курсом коллективизации и «превращения крестьян в колхозников», а «судьбы религиозных и этноконфессиональных меньшинств в решении такой задачи значили очень мало».^[8] Положение сектантов в этот период осложнялось и усилением антирелигиозной политики.^[9]

Обзор архива Николая Филипповича Михайлова мне хотелось бы завершить фрагментом его письма из Армавира в Баку Павлу Тимофеевичу Лебешо(е)ву:

«Добро должно быть среди зла, тем что свет среди тьмы. …[добро] не только выражение идеи, но оно необходимо практично и полезно в человеческих взаимоотношениях. Без любви идейной, в проявлении добра людей друг к другу не может быть ни истинного братства, ни истинного коммунизма. С этим полагаю согласятся и современные «материалисты».

Я благодарна всем, кто делится информацией, помогает советом, способствует возрождению истории молокан, а так же моим родным за предоставленную возможность заниматься родословным поиском.
Наталия Александровна Петрова (Михайлова),
7 июня 2023 г., г. Саратов

• Петрова Н. А. Молоканин Михайлов Николай Филиппович // Молокане: материалы к истории. http://molokans.ru - 07.06.2023